Глава из книги “Не могу
остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них
избавиться” Шерон Бегли о том, как устроена зависимость от разных
компьютерных игр – от Candy Crush Saga до World Of
Warcraft.
Компульсивное увлечение видеоиграми отличается от всех остальных
компульсий. Большинство людей не становятся патологическими
собирателями, больными ОКР, компульсивными едоками, культуристами
или шопоголиками. В силу своего психотипа они не рискуют
провалиться в черную дыру подобных поведенческих схем, поскольку
имеют достаточно высокую сопротивляемость мучительной
тревоге.
Но
видеоигры и другие электронные соблазны
эксплуатируют универсальные стороны человеческой психологии.
Как я уже отмечала, компульсивное поведение человека не означает,
что он сумасшедший. Наоборот, адаптивная реакция на тревогу,
которая иначе была бы невыносимой, совершенно нормальна.
Ни в чем это не проявляется так ярко, как в игромании. Видеоигры
чрезвычайно притягательны, поскольку их создатели научились
пользоваться универсальными аспектами функционирования нашего
мозга. Поэтому
практически любой человек
может почувствовать влечение к играм и неспособность ему
сопротивляться. Джон Доерр, знаменитый венчурный капиталист
из Кремниевой долины, вложивший деньги в компанию-разработчика игр
Zynga, сказал в 2011 г. в интервью Vanity Fair: «Верно, эти игры не
для всех, но они ближе к этому, чем что-либо, мне известное».
Я надеялась, причины этого смогут объяснить геймдизайнеры и ученые,
посвятившие себя новой сфере исследования — психологии игры. Но
прежде следовало убедиться, что игры удовлетворяют обязательному
условию — способности уменьшать тревогу, — чтобы быть предметом
компульсии, а не, скажем, аддикции.
В 2012 г. в статье в New York Times Magazine критик-консультант Сэм
Андерсон рассказал о своей компульсивной потребности играть в Drop7
— выпущенную компанией Zynga в 2009 г. игру наподобие судоку, где
нужно манипулировать шариками, падающими сверху вниз в сетке
7х7 квадратов.
«Я играл, вместо того чтобы мыть посуду, купать детей, общаться с
родственниками, читать газету, а главное, писать, — признался
Андерсон. — Игра стала для меня обезболивающим, аварийной
спасательной капсулой, дыхательным аппаратом, ксанаксом».
Игра стала цифровым успокоительным. Он понял, что с ее помощью
занимается “самолечением”, хватается за Drop7 «в любой
экстремальной ситуации», например «после разговора на повышенных
тонах с матерью; как только узнал, что моя собака, возможно, умрет
от рака».
Один из онлайновых комментаторов подтвердил, что видеоигры, во
всяком случае, для него, неотделимы от компульсии. «Они снижают мою
тревожность, и я подтверждаю, что играю в Bejeweled именно с этой
целью, — написал он. — Я не обращал внимания на то, сколько времени
посвящаю этой игре, пока однажды не осознал, что играю в нее на
велотренажере во время физиотерапии» — перед тем как свалиться с
него.
Нил Гейман описал это состояние в стихотворении 1990 г.
«Вирус»:
Играешь — слезы в глазах,
Ноет запястье,
Мучает голод… а после — уходит все. Или — все, кроме игры.
В моей голове теперь — только игра И ничего больше*.
Десятки миллионов человек могли бы подписаться под этими
словами.
В мае 2013 г. Донг Нгуен, никому доселе неизвестный создатель игр
из вьетнамского Ханоя, выпустил Flappy Bird, о которой в следующем
году сказал репортерам: «Это была, пожалуй, простейшая идея, какая
только могла мне прийти в голову».
Игра оказалась воплощением презираемых серьезными геймерами «тупых
игрушек», в которых отсутствие сюжета, внешней привлекательности и
полноценной разработки компенсируется лишь совершенной бездумностью
процесса. В Flappy Bird игрок тычет пальцем в экран, пытаясь
заставить едва анимированную птичку (она даже не машет зачаточными
крылышками — собственно, они едва видны) пролететь в просвет между
вертикальными зелеными трубами.
Однако, несмотря на тупость — или, наоборот, благодаря ей, — игра
стала сенсацией. В начале 2014 г. она возглавила списки самых
популярных скачиваний как у Apple, так и у Android, к совершенному
недоумению создателя.
«Мне непонятно, почему Flappy Bird так популярна», — сказал Нгуен в
интервью Washington Post. Иэн Богост, профессор интерактивных
компьютерных систем Технологического института Джорджии и
геймдизайнер, написал, что бесчисленных игроков «изумляет и
угнетает тот факт, что они одновременно ненавидят эту игру и
захвачены ею».
Разумеется, в игры играют еще и для того, чтобы сбросить напряжение
после трудного дня, испытать хотя бы капельку гордости за свои
достижения или просто расслабиться и отключиться от всего. И не
каждое действие, которому уделяется слишком много времени,
компульсивно. Чрезмерность не признак компульсивности (даже если
оставить в стороне вопрос о том, что само понятие «чрезмерности»
субъективно).
Существует множество причин, по которым люди играют в видеоигры за
счет других занятий и в ущерб работе, — например, избавляются от
скуки или тянут время, избегают общения или справляются с
одиночеством. Но, как свидетельствуют приведенные примеры, а также
изучение феномена психологической притягательности видеоигр, для
некоторых людей это занятие все-таки становится компульсией, в том
числе и деструктивной.
С первого десятилетия XXI века в Южной Корее и Китае открываются
«лагеря перезагрузки» для лечения детей, неспособных противиться
компульсивной потребности часами просиживать за видеоиграми.
Из этого, однако, не следует, что компульсия представляет собой
психическое заболевание. Группа экспертов, определявших, какие
расстройства должны быть включены в последнее издание
«Диагностического руководства» Американской психиатрической
ассоциации, изучила около 240 исследований, призванных описать
«болезненную зависимость от онлайновых игр».
В результате они решили не включать игровую компульсию в число
официально признаваемых наукой психических заболеваний, сойдясь
лишь на том, что эта проблема заслуживает дополнительного изучения.
На сегодняшний день наука с определенностью утверждает одно: даже
человека с совершенно здравым рассудком может затянуть
компульсивная игра.
Никита Микрос является на интервью в мокрой от пота футболке и со
шлемом под мышкой, катя рядом с собой велосипед. Мы условились
встретиться в старом складском здании на берегу в Дамбо —
хипстерском районе Бруклина, царстве булыжных мостовых и
кофеен.
Микрос, разработчик видеоигр и аркад с 1990-х гг., предложил мне
провести утро в его компании и узнать много интересного. Например,
почему головоломка Candy Crush Saga от гиганта мобильных игровых
приложений King Digital Entertainment собрала в 2013 г. 66 млн
игроков, Алек Болдуин позволил высадить себя из самолета, готового
взлететь, лишь бы не отрываться от Words with Friends** компании
Zynga, а Tetris по результатам голосования оказался самой
захватывающей игрой всех времен и народов.
«Мы многое узнали о том, как сделать игры соблазнительными, —
написал мне Микрос по электронной почте. — К сожалению, от
некоторых хитростей мне самому жутковато».
Микрос стремительно ведет меня в помещение своей
компании-разработчика игр Tiny Mantis. Это всего две комнаты и с
десяток рабочих станций. Среди геймеров Микрос прославился
созданием таких вещей, как Dora Saves the Crystal Kingdom,
Dungeonsand Dungeons и Lego Dino Outbreak.
Помещения заставлены плоскими мониторами в окружении одноразовых
стаканчиков из-под кофе, антуражем служат выставленные на всеобщее
обозрение коммуникации, расписанные кирпичные стены, дыры в потолке
и постеры с мистером Споком и пандой.
Микрос отлучается на минуту и возвращается в свежей футболке —
черной, с изображением Моны Лизы, истекающей кровью. Я настроилась
все утро наблюдать, как он режется в Diablo и Angry Birds, но он
загружает презентацию, которую для меня подготовил. Вместо
того чтобы выпускать кишки монстрам, мы погружаемся в идеи Михая
Чиксентмихайи.